Интервью за февраль 2013:
Хоть наши женщины и славятся своей красотой, не так уж много соотечественниц смогли добиться успеха в мировом модельном бизнесе. Ирина Шейк – одна из них.
Ирина родилась 6 января 1986 года в городе Еманжелинске. В 2004 году, будучи студенткой Челябинского экономического колледжа, приняла участие в местном конкурсе «Супермодель» и победила. Через год Шейк уже работала в Париже, снимаясь для известных журналов.
Сейчас Ирина входит в двадцатку самых высокооплачиваемых моделей мира. В России она известна не только как модель, но и как ведущая телешоу «Топ-модель по-русски», которое шло на канале «Ю».
Ваш родной город Еманжелинск — он какой?
Маленький. Знаете, обычно детям кажется, что все вокруг большое — даже если они растут в деревушке на три дома. Но я и в детстве думала, что Еманжелинск очень маленький. Это шахтерский город, каких много на Южном Урале. Сплошные шахты и дачи с садами. У нас тоже был сад, минут тридцать от города, если пешком. Одна-единственная центральная улица, по которой мы с сестрой гуляли. Не могу сказать, что мне там было плохо, но уже будучи подростком я знала, что жить тут не останусь.
Ваши родители родом оттуда?
Родители уральские, родились и жили в башкирском Сибае. Папа окончил горный институт и по распределению попал в Еманжелинск. А мама приехала вместе с ним. Они только поженились, а до этого долго встречались. Тогда это называлось «дружить», и мама с папой действительно дружили. Им всегда было друг с другом интересно, всегда было о чем поговорить. Мама росла в семье очень строгих правил, ее так воспитывали, что если мужчина не умеет достойно себя вести, то не стоит тратить на него время. Однажды подруга познакомила ее с симпатичным парнем. Он был серьезный, из хорошей семьи, спортсмен — занимался боксом, играл в хоккей. Шесть лет мама думала, а папа все это время терпеливо ждал, когда она согласится за него выйти.
У вас было настоящее детство с бабушками, дедушками и каникулами на море?
Море я впервые увидела лет в четырнадцать. Времена тогда были тяжелые, мама с огромным трудом наскребла денег на отпуск в Геленджике. Мы двое суток ехали в поезде, и я все гадала — какое оно, Черное море? А дедушки-бабушки… Дедушек своих я почти не знала, они рано умерли. А бабушек очень люблю, ведь я с ними выросла. Каждое лето нас с сестрой отправляли к бабушке, а там грибы, рыбалка, речка. По вечерам я просила: «Баба Галия, расскажи про войну». Бабушка воевала. Их в семье было девять братьев и сестер, пятеро в войну погибли от голода. И тогда бабушка ушла на фронт — ей было девятнадцать лет, меньше, чем мне сейчас. Совсем девчонка! От бабы Галии я узнавала историю семьи. Почему моя фамилия Шейхлисламова? Потому что прадедушку звали Шейхлислам, он был татарин, и бабушка чистокровная татарка. И я, значит, тоже татарка, хотя больше все-таки русская, потому что папа у меня русский. На самом деле все это не имело для меня такого уж большого значения, потому что семья моих родителей была абсолютно советской, говорили мы по-русски и никакого деления по национальному признаку даже в мыслях не было. Главное, что я унаследовала характер бабы Галии и мамы. В нашей семье все женщины сильные и самостоятельные. Их жизнь не была легкой, но они справлялись. И я знаю, что тоже смогу справиться.
Какое ваше любимое татарское блюдо?
У нас совершенно традиционная русская семья, папа ни слова не знал по-татарски. Поэтому национальные блюда мы ели в основном у бабушки. Я обожала бешбармак, потрясающе вкусный суп с мясом, картошкой и домашней лапшой. Все это готовится вместе, а подается по отдельности: сначала бульон с лапшой, а потом мясо с картошкой. Первое и второе в одной кастрюле. Удобно!
Какое ваше первое воспоминание?
Я сижу в садике на стуле, поджав губы, и ни с кем не хочу разговаривать. Маме, которая была музработником в этом же садике, часто говорили: ребеночек у вас с характером. Что есть, то есть: я действительно довольно долго была единственным в группе ребенком, который предпочитал не играть с другими детьми, а сидеть в одиночестве. Потом, когда я немного подросла и освоилась, конечно, подружилась со всеми и даже стала одной из главных заводил.
В школу пошли с удовольствием?
Первые несколько лет общеобразовательная школа была одним большим стрессом. Дело в том, что я левша. Моя первая учительница пришла к нам домой и сказала маме: Ирина очень способная девочка, но в свой класс я ее не возьму, если она не переучится и не начнет писать правой рукой. Я старалась изо всех сил, но получалось все равно плохо. Кроме того, первые пять классов у меня были проблемы с чтением — я очень медленно читала. Потом все наладилось, и почерк, и скорость чтения. Когда я училась в восьмом классе, мои сочинения читали десятиклассникам как образец для выпускных сочинений. Но первые годы было тяжело. Я не любила математику, несколько раз случались тройки в четверти по английскому. И всегда я страшно переживала из-за плохих оценок. Хотя в школе я была на хорошем счету: спокойная девочка, старается, музыке учится…
Музыка — это мама заставила?
Ей не пришлось заставлять. Она сама музыкант, дома было фортепиано, и мы с сестрой с детства слышали ее игру. Как все девочки, я хотела быть похожей на маму. Садилась за инструмент и колотила по клавишам так, что соседи жаловались на шум. До сих пор помню, с какой гордостью сыграла родителям «Собачий вальс». Мама наконец поняла, что ребенок тянется к музыке, записала меня в музыкальную школу, и я отучилась семь лет. Первое время это было удовольствие. Мне так нравилось, что даже заставлять не надо было. Но ближе к старшим классам нагрузка в общеобразовательной школе возросла, и совмещать учебу и музыку стало трудно. Моя сестра отучилась в музыкальной школе три года и бросила, а мне было жалко денег, которые мама потратила на мое обучение. И я решила, что окончу музыкальную школу, чего бы мне это ни стоило. Ближе к экзаменам я, пересиливая себя, сидела за инструментом по три-четыре часа в день. Не хотелось подводить маму.
И после получения диплома с музыкой было покончено?
Конечно никто в семье всерьез не думал, что я стану знаменитой пианисткой. Но возможность музыкальной карьеры я рассматривала. Полтора года пела, выступала в садиках, на концертах, даже занималась индивидуально с преподавателем. Но жизнь профессионального вокалиста полна самоограничений: нельзя острого, соленого, холодного, горячего, нельзя не выспаться, нельзя громко разговаривать… В общем, надо жить ради голоса. И я честно призналась себе, что такая жизнь не для меня.
Вы были самостоятельным ребенком?
До смерти папы в какой-то особенной самостоятельности необходимости не было. А вот когда мы остались без него и маме пришлось содержать семью в одиночку, мы с сестрой поняли, что пришло время взрослеть. Мы часто оставались дома одни, готовили, убирали, покупали продукты. Мама работала на двух работах, и я, чтобы помочь ей хоть чем-то, кроме мытья посуды, тоже пошла подрабатывать разносила почту.
Сколько лет вам было, когда вы потеряли отца?
Четырнадцать. Знаете, семьи шахтеров живу в постоянном страхе. Работа в шахте не прос то тяжелая, выматывающая физически и морально. Она очень опасная. Случиться может все, что угодно. Но самое страшное началось когда шахты в Еманжелинске закрыли. Тысячи людей остались без денег, им было буквально нечем кормить семьи. Спасались толь ко огородами: что сами вырастили, то и ели. Но ведь невозможно выжить совсем без денег одним натуральным хозяйством. Папа поехал на заработки в Красноярск, сильно простудился и умер. Потеря близкого человека, особенно такая внезапная, — это трагедия, страшное горе. Наша семья долго не могла оправиться от этой беды. Столько лет прошло, а шрамы на сердце до сих пор. Мы старались держаться вместе, как-то поддерживали друг друга… И еще я верю, что люди не уходят совсем. Я знаю, что мой папа и сейчас рядом со мной. Помогает мне, защищает, дает силы.
Часто его вспоминаете?
Постоянно. Мы с сестрой были очень воспитанными детьми, но, конечно, часто ругались из-за всякой ерунды. Мама иногда теряла терпение, растаскивала нас и ставила в угол. Мы не очень переживали, потому что знали: как только папа придет с работы, все будет забыто и нас простят. С папой я чувствовала себя в полной безопасности. Знала, что он всегда меня защитит. Это важно для девочки. Не сказать, чтобы мы были избалованы, далеко не все наши желания выполнялись. Но папа умел сделать нас счастливыми. Помню, я мечтала о собаке. У нас было два попугая, потом появились птенцы, попугаев стало семь. А еще хомячки — веселые, забавные такие. Но мы с сестрой просили собаку, хоть и понимали, что в нашей маленькой квартире собаку просто некуда деть. И вот однажды папа принес домой щенка немецкой овчарки. Глаза круглые, лапы большие. Это был один из самых счастливых дней в нашей жизни!
Вы были дружны с сестрой?
Мы были очень близки в детстве, и я горжусь, что остались близки по сей день. Сестра старше меня, но никаких проблем из-за этого не было. Она брала меня в свою взрослую компанию, и я никогда не чувствовала себя лишней в ее жизни. Ссорились мы только по мелочам. Мне, например, очень нравился певец Робби Уильяме. Я расклеивала его портреты по нашей комнате, а сестра их срывала. У нее были другие музыкальные вкусы.
У вас был период «гадкого утенка»?
Если и был, то я его не заметила. Внешне я заметно отличалась от одноклассниц: смуглая кожа, рост — я была самой высокой девочкой в классе. Я знаю, что многие подростки очень страдают из-за своей непохожести на других, стараются не выделяться, подогнать себя под какую-то общую мерку. А я никогда себя не стеснялась. И уже лет в четырнадцать рассуждала примерно так: да, я высокая, но я буду носить туфли на шпильке, потому что мне так нравится. А уж что скажут или подумают окружающие, это их дело.
Другая на вашем месте выросла бы забитым и неуверенным в себе человеком.
Это правда, к сожалению. Я довольно часто вижу по-настоящему красивых девочек с совершенно затравленным взглядом. Они сутулятся, чтобы казаться ниже ростом. Они болезненно застенчивы. И я не могу их винить, потому что их просто не научили любить себя. Любить себя у нас считается постыдным и приравнивается к эгоизму и глупости: мол, самовлюбленная дурочка, которая крутится перед зеркалом. А ведь речь прежде всего о том, чтобы ценить и свою личность, и свою внешность. Моя мама научила меня относиться к себе с уважением и принимать себя такой, какая я есть. Все люди разные, внушала она, зачем пытаться быть как все, если можно быть собой?
Вы, конечно, были звездой школьных дискотек?
Да я не очень-то ходила по дискотекам — у меня на это просто не было времени. В этом смысле у меня не было беззаботной юности. Я училась в двух школах, подрабатывала, а еще огород… К тому же я была очень домашним ребенком. Чем идти куда-то, я предпочитала сидеть дома и читать книги. Или мультики смотреть. Добрые советские мультики про кота Леопольда и Карлсона.
Ну а выпускной? Все-таки королева бала?
У нас королеву не выбирали. Но выглядела я действительно неплохо. Мне сшили на заказ зеленое платье с открытой спиной — это было дешевле, чем покупать готовое. Сестра меня причесала, сделала макияж… Я чувствовала себя красивой.
Но хотя бы школьная любовь у вас была?
Была детсадовская: мальчик Дима из моей группы. Я была влюблена в него целый год и очень это скрывала. Девочка ведь не должна первой признаваться в своих чувствах! Дима умер, даже не успев пойти в первый класс. У него была лейкемия, требовалась операция по пересадке костного мозга, а откуда у его отца, уральского шахтера, такие деньги…
Вы поэтому финансово помогаете детской больнице Еманжелинска?
Для того чтобы помочь тому, кто нуждается в помощи, не нужны причины. Достаточно возможностей. Я хорошо зарабатываю, но, думаю, помогала бы, даже если бы моя жизнь сложилась иначе. Потому что невозможно забыть отделение для детей-отказников, где лежат совсем маленькие детки, которые оказались почему-то не нужны своим родителям. Я их увидела впервые много лет назад, когда сама была ребенком. Тогда в школах существовало такое понятие, как обязательная летняя практика. Нас с сестрой отправили в роддом, помогать с уборкой и каким-то мелким ремонтом. Я уже не помню, что полезного мы там сделали, а вот деток, от которых отказались мамы, помню. И помню, как мне их было безумно жалко, как я смотрела на них и думала: хоть бы чем-нибудь вам помочь. Я тогда решила, что, как только начну зарабатывать, обязательно что-нибудь для них сделаю. И вот сейчас мы с сестрой помогаем отделению детей-отказников в роддоме Еманжелинска. Ремонт недавно сделали, переводим деньги на содержание деток. Благотворительность не надо скрывать, наоборот, ее надо всячески пропагандировать, но при этом не использовать для личного пиара. Поэтому я выбираю для участия благотворительные проекты негромкие, но реально работающие.
Вы часто бываете на Урале?
Так часто, как я бы хотела, не получается. Сейчас жизненный график мне диктует карьера, я не всегда могу свободно распоряжаться своим временем. Но стараюсь приезжать хотя бы два раза в год, повидаться с бабушками. Мама, сестра, племянница могут прилететь ко мне в Европу или Америку, а у бабушек уже возраст… Оказавшись дома, я по-настоящему отдыхаю: ем, сплю, провожу все время с семьей.
За границей ностальгия не мучает?
Сейчас уже нет. Когда я только начинала, было трудно: я не знала языка, никогда не видела больших городов. Было страшно. Приходилось учиться всему буквально на ходу, я уставала и чувствовала себя одинокой. Но даже в самые тяжелые моменты я мысли не допускала все бросить и вернуться домой, ничего не добившись. Я понимала, что мне выпал редкий, удивительный шанс изменить свою жизнь, и я его ни за что не упущу.
