Попавшие в Россию иностранцы редко остаются равнодушными, горячо восторгаясь нашей страной или проявляя столь же бурную неприязнь к ней. Обе эти крайности соединил в себе тот, чья книга, написанная 170 лет назад, до сих пор читается как злободневный фельетон, — французский маркиз Астольф де Кюстин.
Пытаясь понять, почему Астольф де Кюстин, тепло принятый в России на самом высоком уровне, вдруг ополчился на гостеприимных хозяев, русские сановники говорили: «Да он просто зол на весь мир, который обошелся с ним так сурово». Это была сущая правда – ещё в раннем детстве маркиз де Кюстин лишился родных, имущества и даже крыши над головой.
После падения Наполеона маркиз смог устроиться на дипломатическую службу. Став помощником Талейрана, он отправился с ним на Венский конгресс и написал о нем блестящий отчет, напечатанный в парижских газетах. Обласканный начальством, он быстро продвигался по карьерной лестнице. В 31 год он женился на богатой наследнице Леонтине де Сен-Симон, которая год спустя родила очаровательного младенца. Но идиллия оборвалась быстро и жестоко – в 1823 году Леонтина умерла от чахотки, а год спустя за ней последовал сын.
Вскоре случилась новая драма: Астольфа нашли рано утром на окраине Парижа, окровавленного и обобранного до нитки. Расследование показало, что он пытался соблазнить юного горниста из расквартированного неподалеку полка. Кюстина повсюду начали преследовать насмешки и на его дипломатической карьере был поставлен крест.
Не сдаваясь судьбе, он решил стать знаменитым литератором и быстро сочинил несколько романов, где были умные мысли, шутки, нравоучения. Позже, так как он был заядлым путешественником, он издал том своих путевых очерков и попал, что называется, в яблочко: его острый, циничный, лишенный иллюзий ум помогал по-новому увидеть другие страны и их жителей. За книгами об Италии и Англии последовал том очерков об Испании, который Бальзак назвал лучшей книгой об этой стране.
В июле 1839 года маркиз, заручившись любезным приглашением посетившего Францию царя Николая I, прибыл в немецкий порт Любек, откуда ему предстояло отплыть в Петербург. Кюстин пробыл в империи три месяца, больше всего времени проведя в столице и посетив вдобавок Москву, Владимир, Ярославль и Нижний Новгород. Он выдержал экзамен новичка, не восхитившись Петербургом. Чудо-город среди финских болот не обманул его. Да и вся Россия в его воображении превратилась в ледяную (хотя он посетил её летом) призрачную местность: «По этой стране без пейзажей текут реки огромные, но лишенные намека на колорит…» Русские не вполне люди, скорее призраки, притворяющиеся людьми. Кюстин ни в чем не верит им, глядя на их наряды, на их обычаи, на их грандиозный Кремль, вызывающий у него «дрожь ужаса».
Недоброжелательный взгляд маркиза не упустил ни одной детали: волокиты чиновников, всеобщего пьянства, грязи на улицах и в домах. Не понравились ему и русские женщины, в отличие от бравых мужчин в военной форме. Правда, чаще всего он критикует не народ, а «бесплодно одержимую» власть, которая мешает «национальному гению» успешно развиваться. Все это сполна отразилось в книге «Россия в 1839 году», основой её стал дневник, который маркиз исправно вел во время путешествия, дополнив его позже документами, историческими экскурсами и просто слухами, доказывающими одно и то же: дикость России и рабскую покорность, свойственную её народу.
«Разочарованному страннику в России понравилось немногое: обилие и дешевизна продуктов, красота «варварских» церквей, удивительная вежливость и церемонность людей в общении друг с другом. А главное – сам император, принявший заезжего литератора в Зимнем дворце. Маркиз расхвалил его красоту, энергичность и даже голос – «это речь человека, рожденного, чтобы повелевать», — но и тут нашел недостатки: насплетничал, что Николай имеет множество любовниц и носит корсет, чтобы казаться стройнее (последнее вызвало у царя особенное возмущение).
Кюстин добился цели – его книга, вышедшая в 1843 году, стала настоящим бестселлером. В течении года её трижды переиздали в Париже, напечатали в Бельгии, Англии и Германии. В России книгу встретило общее возмущение: её ругали либералы и консерваторы, русские и иностранцы. Но ругали, предварительно прочитав, что еще больше увеличивало славу маркиза. Царь Николай I, бегло проглядев сочинение Кюстина, в гневе швырнул его на пол, воскликнув: «Зачем я только говорил с этим негодяем!» Впредь он велел не пускать в Россию автора, а заодно и других иностранных литераторов – с трудом пустили даже знаменитого Бальзака. Пострадали и те русские, которые ездили в Европу и могли ознакомиться там с крамольной книгой: несколько лет им не выдавали паспортов.
Первый русский, сильно сокращенный перевод книги вышел только в 1910 году. Но и эта книга была вскоре запрещена. После революции Общество политкаторжан выпустило новый вариант под названием “Николаевская Россия”. Оставив в этом издании обличения царского режима, его авторы выбросили критику в адрес русского народа и “лишние” бытовые детали. Но и эта книга была вскоре запрещена; много лет крамольного маркиза хвалили и ругали, на читая.
Только в годы перестройки появились новые издания, а в 1996 году вышел первый полный перевод с подробными комментариями. Но еще задолго до этого книга «патриарха русофобии», как Кюстина величали в СССР, стала оружием на фронтах холодной войны. На нее до сих пор ссылаются те, кто обвиняет Россию в стремлении распространить свое «угрюмое рабство» на весь мир.
С годами Кюстина стали воспринимать как старого эксцентричного чудака, пережившего свою эпоху. Он делил время между лотарингским поместьем и парижской квартирой, где коротал время в компании преданного Сент-Барба. Умирая от почечной недостаточности в сентябре 1857 года, он оставил другу все имущество, но родня опротестовала завещание и бесконечными тяжбами довела незадачливого наследника до кончины. Это был последний скандал, связанный с именем де Кюстина, не считая самой его книги, остающейся скандальной даже 170 лет спустя. За это время появились и были забыты горы книг, хвалящих и хулящих Россию на всех языках.
Книга французского разочарованного странника пережила их все – написанная талантливо и неравнодушно, она осталась зеркалом, пусть и кривым, в котором мы видим все те же, никуда не девшиеся за века «русские вопросы».
